Название: Трещины.
Автор: Сумасшедший Вершитель
Бета: нет (и это тоже предупреждение!)
Персонажи: Рой/Хьюз, фоном - Хьюз/Грейсия, и, разумеется, яблочный пирог.
Рейтинг: думаю, PG-13.
Описание: Хьюз женится. Бытовуха, она же пошлая драма с любовным треугольником. Персонажи успешно выносят мозг друг другу, но так и не могут ничего решить. Отсутствие экшена ленивый автор оправдывает ключевой фразой. Ключевая фраза – отрывок из басни Крылова.
Предупреждения: слэш, агнст, конкретный перебор с пафосом, слезы, сопли, кошмарный ООС всех, кого можно. Даже пирога. Нувыпонели.)
Отказ: всё не мое, даже буквы и сервиз.
Фик занял 1 место на конкурсе по Алхимику на этом форуме, большое спасибо организаторам и участникам.
читать дальше
- Я женюсь. На Грейсии.
- Прибавь радости в голос, - ровно через три секунды отзывается Рой, не поднимая глаз от бумаг, из-за которых задержался в Управлении допоздна. Вот сейчас Маэс, как обычно, поморщится, потом снимет очки и потрёт переносицу.
Хьюз не двигается.
- Рой.
Мустанг поднимает голову и натыкается на неподвижный взгляд. Вздыхает, откладывает карандаш. Расстегивает воротник, встает и вытаскивает со стеллажа, из-за папок, бутылку виски. Потом идет в приемную и берет две чашки из стандартного армейского сервиза. Думает о том, что даже немного стыдно их изымать из выверенной до миллиметра композиции «готово к использованию» - порядок Риза возводит в ранг искусства. Сосредотачивается на поиске штопора, снятии обертки с горлышка.
Просто для того, чтобы оттянуть момент осмысления слов Маэса.
- Рой, Грейсия – она…
- Будущая миссис Хьюз, я понял, - бутылка со стуком становится точно посередине стола.
Вот теперь майор все-таки морщится.
- Да подожди ты, - и Мустанг замолкает, садится обратно в кресло, залпом выпивает налитое и уже полностью расстегивает китель. Ждет, пока Хьюз собирается с мыслями. Отблески от зажженной на столе лампы облизывают гладкое толстое стекло снаружи, а янтарная жидкость - изнутри. На вкус Роя, эти отблески слишком ярко-желтые, чтобы выглядеть уютно.
Ему самому сказать пока нечего. Да Мустанг и не смог бы, даже если захотел. Когда два понятия – «Маэс» и «женится», - всё-таки соприкоснулись, в голове Огненного прошла премьера постановки «Ночь в Ишваре»: рванула осколочная мина, а потом стало непроглядно темно. Рой ловит своё отражение стеклянной дверце стеллажа и вместо лица видит абсолютно непроницаемую ровную маску. Наклоняется к бутылке, чтобы налить себе ещё – может быть, избавится хотя бы от ощущения оглушённости.
А когда снова откидывается, держа в руках полную чашку, оказывается, что поблескивавшие в полутемном кабинете стекла очков Маэса были плотиной для такого отчаяния, что Мустанг едва не задыхается, когда металлическая оправа ложится на стол.
- Твою мать, - выдыхает Хьюз, не решаясь даже опустить взгляд, сжимает в руках фарфор так, что он вот-вот лопнет, - я правда не знаю, что делать. Вы мне нужны. И ты, и Грейсия.
- Маэс, иди, не волнуйся, один вечер без тебя я как-нибудь переживу. Я же знаю, Рой очень много для тебя значит.
- Родная, до сих пор не могу поверить, что у меня теперь есть такое сокровище, - Хьюз целует тонкое запястье, чувствуя, как под губами ровно бьется пульс, клянется всем богам сразу, что она никогда не узнает.
И боится, что ему и дальше будет, что скрывать.
- Ну, предложение ты уже сделал, положительный ответ получил, так что Грейсия уже твоя. И я никуда не денусь. Может, выпьешь всё-таки? - пытается говорить обыденным тоном Мустанг. Он же должен ободрить Хьюза, решившего создать семью с любимой женщиной, правильно?
И он не истеричная баба, чтобы ревновать. Тем более, ревновать своего лучшего друга к его будущей жене. Правда, сейчас ему почему-то хочется, чтобы эта ни разу им не виденная Грейсия уехала, удавилась, сгорела к чертовой матери – исчезла. От мысли делается тошно, и Рой безжалостно её выгоняет, выжигает себе где-то на ребрах: «нельзя».
Хьюз выпивает виски не морщась, как воду, и тут же наливает ещё. Мустанг отстраненно думает, что надо, чёрт возьми, взять себя в руки. Поздравить. Сказать, что всё будет отлично. Сказать, что он будет шафером на свадьбе, хотя это и так понятно. Сказать, что они всегда будут друзьями – это чистая правда. Лучшими и самыми близкими. Но никогда больше - сверх этого.
- Дай сигареты, любииимый, - нарочито тянет слово и ржет Маэс. Обоим лень даже шевелиться, но Мустанг всё-таки делает усилие, посылает Хьюза – впрочем, тоже лениво, без огонька и не очень далеко, - потом кое-как свешивается с кровати, берет с пола зажигалку, сигареты и блюдце, после съедения приготовленного девушкой Маэса вкуснейшего домашнего пирога пристроенное под пепельницу, падает обратно. Тоже ржет. Идиотское слово.
Маэс – единственный человек, прогоняющий его более бы приставшую нервной барышне бессонницу. Когда Хьюз уходит, - или перекатывается на свой угол кровати, засыпая, - Рой спокойно закрывает глаза и знает, что в этот раз песчаного ада не будет.
Маэс – единственный, способный привести Мустанга в чувство парой слов, ударом по морде или злым поцелуем. Или всем по очереди.
Маэс – единственный, который после секса никогда не попросит Огненного алхимика высечь искру, чтобы прикурить сигарету (Риза тоже не стала бы, наверняка, но Рой не станет проверять).
Дурацкое слово «любовь» совершенно неуместно. Они просто нужны друг другу.
Нужно сказать. Раз уж сам Маэс не может, Рой должен. Для своего лучшего друга.
- Рой, ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю! – вскидывается Хьюз. И вдруг, пока Мустанг еще не собрался и не подобрал слова, срывается с хлипкого стула, на котором сидел, и буквально через секунду уже нависает над креслом Огненного, отчаянно-четко выговаривает, гладя прямо в глаза:
- Послушай, я и сам не знал, что с Грейсией у меня всё настолько серьёзно, но в какой-то момент она мне стала так же дорога, как ты. Если ты меня сейчас пошлешь, я прекрасно пойму. Такой идиот, как я, заслуживает ещё не такого. Но я просто хочу, чтобы ты знал – без тебя я сдохну.
Звучит это так, будто Маэс думает, что Рой сейчас и правда, как какая-нибудь из дамочек подполковника, влепит пощечину и скажет, что не хочет его больше никогда видеть. Мустанг хочет даже засмеяться, но не получается. Потому что «Грейсия мне так же дорога, как и ты» на секунду скручивает внутренности черной болью, а «без тебя я сдохну» звенит порванной струной в унисон с точно такими же словами, прожегшими концентрированной кислотой гортань, но так и не сорвавшимися с языка.
А от Хьюза буквально несет отчаянием, если бы он не вцепился в подлокотники, у него наверняка дрожали бы руки, и Мустангу срочно нужно убедить его, что нет, он здесь, он лучший друг, он никуда не денется.
И убедиться самому, что никуда не денется сам Маэс.
Рой не находит в себе сил сказать то, что было бы правильно.
Он просто витиевато матерится и дергает Маэса к себе, грубо, быстро целует, хотя и знает, что не должен был. А друг – друг, черт возьми, мы же вроде решили, - яростно отвечает, вытаскивает Мустанга из кресла, сжимает плечи так, что наверняка останутся синяки. Будто боится, что Рой сейчас передумает, разобьет ему нос и вышвырнет к чертовой матери.
- Мудак ты, Хьюз, - под руками Мустанга с Маэса сползает синее сукно униформы, и отсроченное решение рассерженно шипит, согнанное со своего законного места, нехотя утаскивает за собой тысячекилограммовый вес, не дававший дышать, свивается под сердцем и обещает скоро вернуться. Но сейчас это неважно. А Хьюз тоже действует слишком привычно-уверенно, наизусть зная миллиметраж от одного шрама Роя до другого, чтобы Огненный не поддался искушению отложить проблему на потом.
Потом они долго сидят на узком подоконнике, накинув кители, свесив ноги в море холодного тумана с плавающими огоньками далёких уличных фонарей, приканчивают бутылку и молчат: о Грейсии, свадьбе, планах на будущее.
Дружеском долге, стыде и грёбаной ноющей потребности друг в друге, не дающих им обоим принять правильное решение.
Когда Хьюз уходит, - к Грейсии, нет, домой, и давай без этой колющей тоски в печальном вздохе, Огненный, - тени в углах кабинета уже выцветают, из угрожающих угольно-черных превращаясь в сизые и блеклые, мечутся в поисках укрытия от неумолимо наступающего утра. Рой возвращается к столу, онемевшими от ночного холода руками опирается на заледеневшую ручку кресла, дотягивается до выключателя уже ненужной настольной лампы.
На фоне светлеющего неба в квадрате окна подсвечиваемое только с одной стороны отражение лица Мустанга выглядит изломанным, треснувшим. Подполковник вертит в руках чашку с синим ободком: кажется, из этой пил Маэс, около ручки ветвится серая паутинка – всё-таки фарфор не выдержал напора Хьюза. Да какая разница, чья. Он одним глотком допивает остатки виски. Сквозь обволакивающее послевкусие алкоголя пробивается привкус сладкого домашнего теста с корицей.
В туалете Роя рвёт желчью.бездумно вертит в руках чашку с синим ободком: кажется, из этой пил Маэс, около ручки ветвится серая паутинка – всё-таки фарфор не выдержал напора Хьюза. Да какая разница, чья. Он одним глотком допивает остатки виски. Сквозь обволакивающее послевкусие алкоголя пробивается привкус сладкого домашнего теста с корицей.
В туалете Роя рвёт желчью.
Автор: Сумасшедший Вершитель
Бета: нет (и это тоже предупреждение!)
Персонажи: Рой/Хьюз, фоном - Хьюз/Грейсия, и, разумеется, яблочный пирог.
Рейтинг: думаю, PG-13.
Описание: Хьюз женится. Бытовуха, она же пошлая драма с любовным треугольником. Персонажи успешно выносят мозг друг другу, но так и не могут ничего решить. Отсутствие экшена ленивый автор оправдывает ключевой фразой. Ключевая фраза – отрывок из басни Крылова.
Предупреждения: слэш, агнст, конкретный перебор с пафосом, слезы, сопли, кошмарный ООС всех, кого можно. Даже пирога. Нувыпонели.)
Отказ: всё не мое, даже буквы и сервиз.
Фик занял 1 место на конкурсе по Алхимику на этом форуме, большое спасибо организаторам и участникам.
читать дальше
Я подумаю об этом завтра.
«Унесённые ветром».
Да Лебедь рвется в облака,
Рак пятится назад, а Щука тянет в воду.
Кто виноват из них, кто прав - судить не нам;
Да только воз и ныне там.
«Унесённые ветром».
Да Лебедь рвется в облака,
Рак пятится назад, а Щука тянет в воду.
Кто виноват из них, кто прав - судить не нам;
Да только воз и ныне там.
- Я женюсь. На Грейсии.
- Прибавь радости в голос, - ровно через три секунды отзывается Рой, не поднимая глаз от бумаг, из-за которых задержался в Управлении допоздна. Вот сейчас Маэс, как обычно, поморщится, потом снимет очки и потрёт переносицу.
Хьюз не двигается.
- Рой.
Мустанг поднимает голову и натыкается на неподвижный взгляд. Вздыхает, откладывает карандаш. Расстегивает воротник, встает и вытаскивает со стеллажа, из-за папок, бутылку виски. Потом идет в приемную и берет две чашки из стандартного армейского сервиза. Думает о том, что даже немного стыдно их изымать из выверенной до миллиметра композиции «готово к использованию» - порядок Риза возводит в ранг искусства. Сосредотачивается на поиске штопора, снятии обертки с горлышка.
Просто для того, чтобы оттянуть момент осмысления слов Маэса.
- Рой, Грейсия – она…
- Будущая миссис Хьюз, я понял, - бутылка со стуком становится точно посередине стола.
Вот теперь майор все-таки морщится.
- Да подожди ты, - и Мустанг замолкает, садится обратно в кресло, залпом выпивает налитое и уже полностью расстегивает китель. Ждет, пока Хьюз собирается с мыслями. Отблески от зажженной на столе лампы облизывают гладкое толстое стекло снаружи, а янтарная жидкость - изнутри. На вкус Роя, эти отблески слишком ярко-желтые, чтобы выглядеть уютно.
Ему самому сказать пока нечего. Да Мустанг и не смог бы, даже если захотел. Когда два понятия – «Маэс» и «женится», - всё-таки соприкоснулись, в голове Огненного прошла премьера постановки «Ночь в Ишваре»: рванула осколочная мина, а потом стало непроглядно темно. Рой ловит своё отражение стеклянной дверце стеллажа и вместо лица видит абсолютно непроницаемую ровную маску. Наклоняется к бутылке, чтобы налить себе ещё – может быть, избавится хотя бы от ощущения оглушённости.
А когда снова откидывается, держа в руках полную чашку, оказывается, что поблескивавшие в полутемном кабинете стекла очков Маэса были плотиной для такого отчаяния, что Мустанг едва не задыхается, когда металлическая оправа ложится на стол.
- Твою мать, - выдыхает Хьюз, не решаясь даже опустить взгляд, сжимает в руках фарфор так, что он вот-вот лопнет, - я правда не знаю, что делать. Вы мне нужны. И ты, и Грейсия.
- Маэс, иди, не волнуйся, один вечер без тебя я как-нибудь переживу. Я же знаю, Рой очень много для тебя значит.
- Родная, до сих пор не могу поверить, что у меня теперь есть такое сокровище, - Хьюз целует тонкое запястье, чувствуя, как под губами ровно бьется пульс, клянется всем богам сразу, что она никогда не узнает.
И боится, что ему и дальше будет, что скрывать.
- Ну, предложение ты уже сделал, положительный ответ получил, так что Грейсия уже твоя. И я никуда не денусь. Может, выпьешь всё-таки? - пытается говорить обыденным тоном Мустанг. Он же должен ободрить Хьюза, решившего создать семью с любимой женщиной, правильно?
И он не истеричная баба, чтобы ревновать. Тем более, ревновать своего лучшего друга к его будущей жене. Правда, сейчас ему почему-то хочется, чтобы эта ни разу им не виденная Грейсия уехала, удавилась, сгорела к чертовой матери – исчезла. От мысли делается тошно, и Рой безжалостно её выгоняет, выжигает себе где-то на ребрах: «нельзя».
Хьюз выпивает виски не морщась, как воду, и тут же наливает ещё. Мустанг отстраненно думает, что надо, чёрт возьми, взять себя в руки. Поздравить. Сказать, что всё будет отлично. Сказать, что он будет шафером на свадьбе, хотя это и так понятно. Сказать, что они всегда будут друзьями – это чистая правда. Лучшими и самыми близкими. Но никогда больше - сверх этого.
- Дай сигареты, любииимый, - нарочито тянет слово и ржет Маэс. Обоим лень даже шевелиться, но Мустанг всё-таки делает усилие, посылает Хьюза – впрочем, тоже лениво, без огонька и не очень далеко, - потом кое-как свешивается с кровати, берет с пола зажигалку, сигареты и блюдце, после съедения приготовленного девушкой Маэса вкуснейшего домашнего пирога пристроенное под пепельницу, падает обратно. Тоже ржет. Идиотское слово.
Маэс – единственный человек, прогоняющий его более бы приставшую нервной барышне бессонницу. Когда Хьюз уходит, - или перекатывается на свой угол кровати, засыпая, - Рой спокойно закрывает глаза и знает, что в этот раз песчаного ада не будет.
Маэс – единственный, способный привести Мустанга в чувство парой слов, ударом по морде или злым поцелуем. Или всем по очереди.
Маэс – единственный, который после секса никогда не попросит Огненного алхимика высечь искру, чтобы прикурить сигарету (Риза тоже не стала бы, наверняка, но Рой не станет проверять).
Дурацкое слово «любовь» совершенно неуместно. Они просто нужны друг другу.
Нужно сказать. Раз уж сам Маэс не может, Рой должен. Для своего лучшего друга.
- Рой, ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю! – вскидывается Хьюз. И вдруг, пока Мустанг еще не собрался и не подобрал слова, срывается с хлипкого стула, на котором сидел, и буквально через секунду уже нависает над креслом Огненного, отчаянно-четко выговаривает, гладя прямо в глаза:
- Послушай, я и сам не знал, что с Грейсией у меня всё настолько серьёзно, но в какой-то момент она мне стала так же дорога, как ты. Если ты меня сейчас пошлешь, я прекрасно пойму. Такой идиот, как я, заслуживает ещё не такого. Но я просто хочу, чтобы ты знал – без тебя я сдохну.
Звучит это так, будто Маэс думает, что Рой сейчас и правда, как какая-нибудь из дамочек подполковника, влепит пощечину и скажет, что не хочет его больше никогда видеть. Мустанг хочет даже засмеяться, но не получается. Потому что «Грейсия мне так же дорога, как и ты» на секунду скручивает внутренности черной болью, а «без тебя я сдохну» звенит порванной струной в унисон с точно такими же словами, прожегшими концентрированной кислотой гортань, но так и не сорвавшимися с языка.
А от Хьюза буквально несет отчаянием, если бы он не вцепился в подлокотники, у него наверняка дрожали бы руки, и Мустангу срочно нужно убедить его, что нет, он здесь, он лучший друг, он никуда не денется.
И убедиться самому, что никуда не денется сам Маэс.
Рой не находит в себе сил сказать то, что было бы правильно.
Он просто витиевато матерится и дергает Маэса к себе, грубо, быстро целует, хотя и знает, что не должен был. А друг – друг, черт возьми, мы же вроде решили, - яростно отвечает, вытаскивает Мустанга из кресла, сжимает плечи так, что наверняка останутся синяки. Будто боится, что Рой сейчас передумает, разобьет ему нос и вышвырнет к чертовой матери.
- Мудак ты, Хьюз, - под руками Мустанга с Маэса сползает синее сукно униформы, и отсроченное решение рассерженно шипит, согнанное со своего законного места, нехотя утаскивает за собой тысячекилограммовый вес, не дававший дышать, свивается под сердцем и обещает скоро вернуться. Но сейчас это неважно. А Хьюз тоже действует слишком привычно-уверенно, наизусть зная миллиметраж от одного шрама Роя до другого, чтобы Огненный не поддался искушению отложить проблему на потом.
Потом они долго сидят на узком подоконнике, накинув кители, свесив ноги в море холодного тумана с плавающими огоньками далёких уличных фонарей, приканчивают бутылку и молчат: о Грейсии, свадьбе, планах на будущее.
Дружеском долге, стыде и грёбаной ноющей потребности друг в друге, не дающих им обоим принять правильное решение.
Когда Хьюз уходит, - к Грейсии, нет, домой, и давай без этой колющей тоски в печальном вздохе, Огненный, - тени в углах кабинета уже выцветают, из угрожающих угольно-черных превращаясь в сизые и блеклые, мечутся в поисках укрытия от неумолимо наступающего утра. Рой возвращается к столу, онемевшими от ночного холода руками опирается на заледеневшую ручку кресла, дотягивается до выключателя уже ненужной настольной лампы.
На фоне светлеющего неба в квадрате окна подсвечиваемое только с одной стороны отражение лица Мустанга выглядит изломанным, треснувшим. Подполковник вертит в руках чашку с синим ободком: кажется, из этой пил Маэс, около ручки ветвится серая паутинка – всё-таки фарфор не выдержал напора Хьюза. Да какая разница, чья. Он одним глотком допивает остатки виски. Сквозь обволакивающее послевкусие алкоголя пробивается привкус сладкого домашнего теста с корицей.
В туалете Роя рвёт желчью.бездумно вертит в руках чашку с синим ободком: кажется, из этой пил Маэс, около ручки ветвится серая паутинка – всё-таки фарфор не выдержал напора Хьюза. Да какая разница, чья. Он одним глотком допивает остатки виски. Сквозь обволакивающее послевкусие алкоголя пробивается привкус сладкого домашнего теста с корицей.
В туалете Роя рвёт желчью.
@темы: Рой Мустанг, Маес Хьюз, фанфикшен-автор