Рой/Хавок/ОЖП. Автор: Lindwurm. Упущенные возможности.

[FMA-army]

Публикуется с разрешения автора.


Название: Упущенные возможности
Автор:  Lindwurm
Альфа-ридер: Mor-Rigan
Фэндом: FMA TV-1 + movie
Рейтинг: R
Пейринг: Мустанг + Хавок + ОЖП
Предупреждения: АУ, ООС, мерисью, гет, слэш, тройничок. И ангст!
Комментарий автора: Мне стыдно за ООС Роя, но вот так оно написалось. Утешаюсь тем, что текст изначально был создан для внутреннего пользования (а потом пришла Морриган и пнула больно).
По поводу АУ: не знаю, можно ли это и впрямь назвать альтернативной вселенной, если весь канон сохранен нетронутым. Короче, все начинается года через четыре после событий "Завоевателя Шамбалы", Мустанг покинул ряды армии и перешел в министерство внутренних дел – он там инспектор по надзору за алхимиками, как-то так. В любом случае большой роли это не играет. Воспоминания о Северной войне весьма абстрактны.
По поводу ОЖП, которую я считаю мерисьей: это Найра Дорнье, Ветреный алхимик. Прозвище нарочно двусмысленное, ага. Специализация – воздушные потоки, алхимические круги вытатуированы на кончиках пальцев. Год рождения – 1893, таким образом, Мустанга она младше на 8 лет.


***
Когда Найра окончательно поняла, что Джин Хавок смертельно в нее влюблен, она отправилась прямиком в бар "Старая башня" и влила в себя одну за другой три стопки виски. Ей было страшно, как еще никогда в жизни.
Она сидела над четвертой и смотрела, как мир плывет и плавится вокруг нее, когда ее окликнули. Найра медленно обернулась, и не поверила своим глазам.
- Инспектор Мустанг, сэр?..
- Добрый вечер, Найра, - приветствовал ее Мустанг, усаживаясь на соседний стул. Он тоже заказал себе виски – со льдом, Найра пила без, - а потом поинтересовался:
- Что, дурное настроение?
Найра пожала плечами.
- Скорее, дурные вести. Инспектор, я… я хочу сказать, я не знала, что это ваш любимый бар. А то получается, будто я специально здесь сидела и вас ждала.
- Все в порядке, Найра, - Мустанг покачал свой стакан, наблюдая, как в нем движется лед. – Я так полагаю, эти дурные вести не связаны со службой? Иначе я бы их уже знал.
Найра мгновенно вспыхнула и отвернулась.
- Инспектор… я думала, что эта информация могла быть полезна… я…
- Ты делала все возможное, чтобы я владел ситуацией в полной мере, - мягко прервал ее Мустанг, и Найра покраснела еще больше и закрыла лицо руками.
- Я пьяна и несу чепуху, - пробормотала она. – Прошу прощения, инспектор.
- И сколько же раз я говорил тебе не злоупотреблять алкоголем? – вздохнул Мустанг.
- Три раза, - ответила Найра, все еще упираясь лбом в сплетенные пальцы. – Всего лишь три раза за четыре года, инспектор.
Мустанг поставил свой стакан рядом с ее так, чтобы их края соприкоснулись.
- Мне хватает этого "инспектор" на службе. Я уже сыт по горло подобным официозом, - недовольно сказал он. – Выпьем, наконец, на брудершафт, и ты будешь звать меня просто Рой. Считай, что это настоятельное требование, - добавил он, когда Найра вскинулась, неверяще глядя на него.
"Да нет, не может быть", - пробормотала она самой себе, потерла лоб и продолжила уже громче:
- Спасибо. Я… это большая честь для меня…
Мустанг молча пододвинул к ней стакан. Рука у Найры подрагивала, когда они снова чокались, но она позволила себе списать это на опьянение. Виски пролилось в горло мягкой горячей волной, и мир вокруг стал еще более расплывчат. Найра, замерев, смотрела, как Мустанг облизывает губы после глотка благородного напитка, как опускаются его ресницы, когда он смотрит на круглые следы от стаканов, оставшиеся на барной стойке, как он держит стакан, красивые длинные пальцы в белой перчатке, и серый рукав такого же гражданского мундира… Найра отвела глаза. Мир повернулся дальше, настоящее стало всего лишь воспоминанием. Сколько их уже накопилось у нее?..
Мустанг не стал целовать ее, и Найра не знала, чего больше в ее вздохе, облегчения или досады. Когда-то давно она решила, будь что будет, все обернется к лучшему, если не сопротивляться течению, а грести по нему. Теперь же это течение уносило ее куда-то в непредвиденную сторону.
Когда ее виски опять кончилось, а молчание стало уже некомфортным, Найра сказала:
- Вы были правы, это личное. Ума не приложу, что делать…
- Напиваться в одиночестве – в любом случае не решение проблемы, - сухо отозвался Мустанг. – Могу предположить, что для начала тебе стоит выговориться кому-нибудь, например подруге, или что-то в этом роде. По крайней мере, это поможет тебе собраться с мыслями.
Найра моргнула.
- У меня нет подруг, - озадаченно сказала она.
- Горишь на работе, да? – усмехнулся Мустанг, но Найра не подхватила усмешку. Она взяла себе еще виски и под неодобрительным взглядом Мустанга одолела полстакана. Со стуком поставила оставшееся на стойку и подперла голову рукой, глядя куда-то вбок.
Если бы Мустанг сейчас распрощался и ушел, она бы приняла это как должное. Точнее, так и должно было бы случиться. Ничего неправильного в этом не было.
Неправильно было то, что он легонько постучал ее по плечу:
- Эй, совесть не позволит мне оставить здесь девушку в бессознательном состоянии. Так что не отключайся.
- А? – взгляд Найры, только что расфокусированный, удивительно быстро собрался в точку. – Инспе… Рой. Я просто решила сегодня напиться. И мне это практически удалось.
- Причина? – жестко поинтересовался Мустанг. Найра мотнула головой:
- Личное. Не знаю, как решить проблему.
- Нет. Это всего лишь повод. Причина?
На несколько секунд они сцепились взглядами, затем Найра сдалась и опустила глаза.
- Страшно мне. Очень, - просто сказала она. – Зачем вы спрашиваете? Это же не служба.
И опять Мустанг повел себя неправильно. Он дотронулся кончиками пальцев до ее руки, и Найра не сумела сдержать дрожи.
- Если хочешь, можешь считать это проявлением практичности, - усмехнулся он. – Ты ценный кадр, и если что-то мешает нашему сотрудничеству, я должен знать об этом.
- Логично, - покивала Найра. Она, не отрываясь, смотрела на пальцы Мустанга, касающиеся ее запястья. – Да и… в конце концов, это бы все равно выяснилось. Рано или поздно, так или иначе.
Она глубоко вдохнула, свободной рукой приподняла стакан.
- Еще немного – и будет слишком. Я знаю меру, - она толкнула стакан дальше по столешнице. – Вы умеете выбирать моменты, Рой…
- Так в чем дело? – подсказал ей Мустанг. Найра закрыла глаза и сказала, глядя на кружение разноцветных пятен под веками:
- Скажите мне, будет ли лейтенант Хавок работать лучше, если он… женится?
- Женится? – Мустанг убрал пальцы с ее руки. – Неужто мы больше не будем слышать его нытье о личной жизни?
- Возможно, - ответила Найра, почти не слыша саму себя. Стало еще страшнее, и только голос Мустанга пробивался сквозь душную пелену.
- Что же до его работы… думаю, да. Положительные эмоции обычно хорошо сказываются на работоспособности. Опять же, он не будет сбегать на свидания в ущерб службе.
Найра испытывала сильнейшее желание закрыть лицо руками и разреветься, но вместо этого она просто потерла глаза.
- Он… он сделал мне предложение. Пообещал бросить курить, если я выйду за него, - хмыкнула Найра, в тщетной попытке спрятать свой страх за смехом.
У Мустанга дернулся угол рта. Раз, еще раз.
- Это серьезно, - не спросил, сказал он.
- Более чем, - согласилась Найра. И плотно сжала губы, чтобы они не дрожали. Нервная дрожь поползла по всему телу, и Найра утвердила сжатые кулаки на стойке, сосредоточенно глядя в свой недопитый стакан.
Мустанг откашлялся.
- Я могу понять, - медленно сказал он, - почему эта ситуация может быть тебе… неприятна. И я могу понять, почему ты решила напиться. Но, - его голос стал тверже и яростнее, и Найра с трудом удержала себя от того, чтобы сжаться в клубок, - я не могу понять, почему ты так легко потакаешь своим слабостям!
Найра низко опустила голову. "Да. Да, детка. Ты сдалась. Топишь проблему в вине, вместо того, чтобы решать. И это уже не первый раз. Помни об упущенных возможностях. Помни о цели. Цель. Прицелиться и не отступать ни на шаг. Все лишнее – прочь. Он прав, ты слишком легко сдаешься. Честь мундира, светлое будущее, позвольте мне помочь, делай хоть что-нибудь, если можешь… Соберись. Жизнь не окончена. Ты жива. Жива. Все еще жива".
Найра глубоко вздохнула, сбрасывая лишнее напряжение. Мустанг видел, как оно уходит из ее плеч, спины и рук. Мгновение на табурете сидела безвольная тряпичная кукла, а потом Найра начала выпрямляться, и опять Мустанг удивился тому, что почти слышит щелчки и скрипы, с которыми вокруг нее выстраивался стальной корсет.
Последним Найра "создала" лицо. Приветливая маска с легкой улыбкой вместо тех омутов отчаяния в глазах. Найра сидела выпрямившись, вполоборота к Мустангу, и глядя на нее, уже нельзя было однозначно сказать, что она пьяна.
"Господи, как же больно!"
- Прошу простить меня, инспектор Мустанг. Я опять проявила слабость. Спасибо за то, что напомнили мне об этом. Я исправлюсь.
Мустанг просто смотрел на нее без всякого выражения. Найра помолчала и спросила тоном ниже:
- Вы уверены – про Джина? Что это пойдет ему на пользу?
Мустанг с усилием разлепил губы.
- Да.
- В таком случае… - она сглотнула. Одним махом опрокинула в себя оставшееся виски. И продолжила беспечно, - В таком случае, как вы думаете, согласится ли лейтенант Хоукай быть моей подружкой на свадьбе?
- Думаю, она будет очень рада, - улыбнулся Мустанг одними губами. – Я передам ей?..
- Нет, спасибо. Я скажу сама, когда мы с Джином… все обсудим.
Найра соскользнула с табурета, оправила мундир, полезла в карман за перчатками. Мустанг сказал ей:
- Передай Джину, что если он позовет в свидетели меня, я не откажусь.
Найра медленно, медленно подняла голову и встретила его взгляд.
- Это честь для меня… для нас. Рой. Благодарю вас. Позвольте попрощаться, время уже позднее.
- Конечно. Спасибо за компанию, Найра.
И когда она уже отошла, он сказал ей в спину, сбрасывая маску непринужденности, показывая свою боль:
- Некоторые возможности нужно отбрасывать, Най. Потому что мы должны идти вперед.
Она вздрогнула, как от удара, и почти обернулась, но застыла на середине движения. Мустанг смотрел, как она дрожит, как заставляет себя повернуться обратно, как медленно, мучительно делает шаг, затем другой, затем третий – к выходу. Он провожал ее взглядом до самой двери, потом взял себе двойной виски без льда и охотно провалился в мягкое марево, запрещая себе думать.
Шаг, другой, третий, по обледенелым камням мостовой, все дальше и дальше от него.
"Я не заплачу. Не заплачу".
И глаза ее в самом деле были сухи, но губа прокушена до крови, до мерзкого привкуса во рту.
"Некоторые возможности… нужно отбрасывать… нужно… мы идем вперед… нужно отбрасывать… некоторые… вперед… только вперед".
Найра остановилась посреди заснеженной площади, невидяще посмотрела на глухое черное небо. Было холодно, но дрожь ее била не от этого.
- Не-на-ви-жу, - глухо сказала она, хотя хотелось заорать, надрывая глотку. Но это тоже было бы потаканием своей слабости. – Я ненавижу тебя, чертов полковник Рой Мустанг. Будь ты проклят. Будь… ты…
Шаг, другой, третий. Кровь застывала на подбородке, морозный ветер резал глаза, по-прежнему сухие, а Найра заставляла себя идти вперед. Шаг, затем другой, затем третий, затем четвертый. Не-на-ви-жу.
И плевать, что сердце разрывается от любви.


***
Мустанг оказался прав: женитьба пошла Хавоку только на пользу. Конечно, он время от времени опаздывал на службу и сидел, таращась в пространство с мечтательным видом, зато стал больше успевать за день, курить хоть и не бросил, но уменьшил число сигарет и не брал больничные по причине несчастной любви. О да, его любовь была счастливой. Когда Мустанг встретил его в коридоре министерства через две недели после свадьбы, он впервые понял, как лицо может светиться. Джин просто сиял счастьем. Мустанг наполовину ждал, что Хавок подколет его по поводу "ну уж эту девушку ты у меня теперь точно не уведешь", но тот издалека поздоровался, торопливо пригласил заходить в гости, и понесся дальше. Рабочий день заканчивался, и Джин торопился домой.
Покинув военное министерство, Мустанг на пару минут прислонился к стене и посмотрел в бледное весеннее небо. Уже спускались легкие сумерки, фонари на набережной тускло светились, лента реки даже на взгляд была холодной, очень холодной. В воздухе пахло весной, и этот запах кружил голову. Мустанг глубоко вздохнул, пытаясь раствориться в весеннем городе, в розово-сером его свете, в обманчивой легкости его бытия. Интересно, кто раньше заканчивает работу, Джин или Найра? Наверное, она: у государственных алхимиков укороченный день. Наверное, она возвращается домой через рынок, выбирает фрукты и зелень, покупает мясо в расчете на двоих и любимые приправы Джина. Наверное, она приходит домой, включает радио и готовит ему ужин, подпевая романтической волне приемника, ожидая знакомого звона ключей в двери. Наверное, она встречает Джина в дверях, целует его, спрашивает, как прошел день…
Найра Хавок.
Звучит намного более правдоподобно, чем Найра Мустанг, не так ли?
Все к лучшему, к лучшему…
Наверное, она не плачет по ночам, а спокойно смотрит свои разноцветные, легкие сны, ветреные, как и ее прозвище. Рядом с Джином ей просто не могут сниться кошмары. Они удивительно друг другу подходят, эти двое, Риза говорит – она ни разу не слышала, чтобы Джин упоминал о семейных ссорах.
Вечерняя свежесть проникла под пальто, и Мустанг вздрогнул. Ему не хотелось идти по набережной, пересекать мост и отсчитывать кварталы до дома. Вызывать служебный автомобиль ему не хотелось тоже: слишком хороший вечер был для прогулки. Но городские парки наверняка промокли до последней ветки.
Может, и правда… в гости?
Тоска брала при мысли о том, как придется весь вечер не замечать переглядывания молодой пары, гнать ощущение, что он чужой в этом тепле и уюте, и поддерживать вежливую беседу. Вот Маэс умел сделать так, чтобы Рою было у них по-настоящему комфортно, по-настоящему "дома".
Привычно резануло по сердцу. Маэс. Друг. Все прочие – уже не то, не те.
Кому будет легче, если он заглянет к Найре на огонек?
Даже не так: будет ли легче хоть кому-нибудь?
Мустанг поднял воротник пальто и не спеша зашагал вдоль набережной. Одинокий автомобиль обогнал его, осветив фарами, и скрылся за следующим углом. Лиловые сумерки сгущались, деревья стояли в легкой дымке, еще несколько дней – и листья покажутся из почек. Это хорошо, что они поженились в начале весны: нет лучшего времени для медового месяца.
На середине моста Мустанг вновь остановился и долго глядел вниз, на медленные стальные волны, дышал речным запахом: вода, и водоросли, и талый лед, и немного нефти. На небе уже появились звезды, но сумерки никак не кончались, все длились и длились, мягко окутывая город серым.
Кажется, начался дождь… да нет, это просто речные брызги.
Серый город мирно дышал вокруг, пока Мустанг добирался до дома. Воздушные тревоги давно в прошлом, как и лязганье танковых гусениц на проспектах, как и военные марши из динамиков на каждом углу. Радостно думать, что и он приложил к этому руку… да что там, если бы не он!..
Это его город, его страна. И наступающая весна станет ласковым летом, а потом щедрой осенью и спокойной зимой. Посмеет ли он сожалеть об этом? Никогда.
Все к лучшему, к лучшему. Шагая вперед, оборачиваться можно только с ностальгической грустью в глазах, но не с отчаянием. Но лучше смотреть вперед, где распускаются листья, расцветают крокусы в парках, и солнце начинает светить ярче, согревая старые раны.
Все к лучшему, это совершенно точно. И засыпая, сползая в серо-розовый город снов – такой же, как наяву, - Мустанг не хотел знать, плачет ли по ночам Найра Хавок.
Счастлива ли она?
Счастлив ли он сам?
Изменилось ли бы хоть что-нибудь?
Он не хотел знать.

Ярким желтым цветком распускается солнце над горизонтом. Город оживает, расползается в стороны, разгоняет по улицам автомобили. Рвутся листья из почек, на неделю раньше приводя вершину весны.
Найра и Джин стоят на мосту и смотрят вниз, на стальные волны. Их пальцы сплелись, он обнимает ее и легко касается светлых волос поцелуем. Она улыбается в ответ и жмется к нему крепче: ветер сегодня холодный.
Счастлива ли она?
Почти да. Почти нет.
Она не хочет знать.


***
Через полгода Мустанг случайно застал Найру в том же баре. Острое чувство дежа-вю: она так же сгорбилась над стойкой, покачивая в руке стакан. Со странной неловкостью Мустанг пожелал ей доброго вечера и устроился на соседнем табурете. В любом случае, он не собирался избегать ее, к тому же это был его любимый бар.
- Выглядит так, будто я ждала вас, не правда ли, Рой? – улыбнулась Найра. В этот раз она не была пьяна и не была в отчаянии - разительный контраст с прошлым. Но дежа-вю не отступало.
- А ты ждала меня? – удивился Мустанг. Что это, опять слабость? У нее проблемы с мужем?.. Непохоже.
Найра рассмеялась.
- Вы все время идете впереди. Остальным приходится не ждать вас, а догонять.
Мустанг оценил комплимент. Бармен без слов подвинул к нему стакан – "как всегда", виски со льдом. Они молча чокнулись и молча же выпили. Привычно и уютно… да, уют – именно то слово, решил Мустанг. Найра не светилась изнутри, как Хавок, но заметно потеплела, хотя замужество не сгладило ее резкие жесты. И еще она стала… свободнее?
С ней было легче – так.
- Найра, - спросил Мустанг, - почему ты здесь? Что-то не так?
- Вовсе нет, Рой. Просто ностальгия. Минутная тоска… по несбывшемуся, - она прямо и твердо посмотрела на него. – Знаешь, - сказала она с такой горечью в голосе, что Мустанг невольно вздрогнул, - Джин очень, очень хороший.
- Ты счастлива?
Настал черед Найры вздрагивать.
- Это жестокий вопрос, - глухо сказала она и отвернулась.
Мустанг поставил локти на стойку и оперся лбом на сплетенные пальцы.
- Я знаю, - вздохнул он. – Но я не знаю ответа на него.
Найра, однако, не стала отвечать, а только осушила свой стакан. Мустанг чувствовал на себе ее теплый взгляд и знал, что она замечает и круги под глазами, и первые седые волосы, и морщины в уголках глаз, и все прочие приметы возраста, которые он каждое утро видел в зеркале. Насколько она младше его, на восемь лет, на семь? Он не пошевелился и тогда, когда ее ладонь легла ему на плечо – впервые, впервые за все эти годы.
- Знаешь, - снова сказала Найра, так тихо, что он почти не слышал ее, - я думаю, что если бы упущенных возможностей не было вовсе, ничего бы не изменилось.
- В самом деле? – пробормотал он. Ее рука на его плече лежала невесомо, не шевелилась, не дрожала – будто и не было ее там.
- Наверное, - вздохнула она. Осторожно провела ладонью по его руке, вниз до локтя. Сложила руки перед собой на стойке и опустила голову. Мустанг не сразу понял, что Найра смеется, тихо и как-то удивленно.
- Что?..
- Я была не права, в тот раз, - Найра посмотрела на него со светлой улыбкой. – Развела истерику на пустом месте… Это же было очень легко. Так просто. Всего лишь сказать "да".
- Ты счастлива, - на этот раз Мустанг не спрашивал. Но Найра покачала головой:
- Нет, вовсе нет. Это… наверное, это покой. Мир. Там, внутри меня.
- Это очень многого стоит.
Найра посерьезнела, встретив его взгляд.
- Очень многого. Да. Может быть, я перегорела, не знаю.
- А может быть, просто повзрослела, - вздохнул Мустанг. – Все мы меняемся рано или поздно.
- Но при этом все-таки остаемся прежними, - Найра опять улыбнулась. – В самом деле, заходите в гости, Рой. Мы будем очень рады.
Мустанг перевел взгляд на свой стакан. Хороший виски, холодный лед, приятный аромат, что еще нужно для вечера. Расслабиться, сдаться, отпустить себя по течению, чтобы вынесло на солнечный, соленый, жемчужный берег. Вот только – уже не в этой жизни.
- Джин очень хороший, да? – пробормотал он почти про себя, наполовину желая, чтобы Найра не услышала, потому что горечь в его голосе – настоящая.
Найра застыла на середине движения – она водила пальцем по краю стакана. Мустанг слышал, как она со всхлипом втянула воздух, но не повернулся посмотреть ей в лицо. Несколько мгновений прошли в напряженном молчании.
- Моя очередь быть сильной, так, что ли? – наконец тихо-тихо сказала Найра. Мустанг пожал плечами. Он уже жалел, что позволил себе раскрыться. Почти жалел. Пять лет он таскал в себе одну ношу, следующие пять лет – другую… сколько можно-то.
Найра вновь легко коснулась его плеча.
- Рой…
Он наконец поднял голову, чтобы встретить ее светлый, теплый, открытый взгляд.
- Мы будем ждать вас, приходите, - только очень уж линия рта была твердой для ничего-не-значащего приглашения. – А теперь прошу простить меня, мне уже пора.
- До свидания, Найра.
- Доброй ночи, Рой.
Он опять сидел и смотрел, как она уходит – не оборачиваясь, не останавливаясь, - и думал о том, что не следует напиваться сегодня, как бы ни хотелось. И еще о том, что доверие – обоюдоострый меч. Что некоторые возможности никогда и не были возможностями, существуя только в разряде невероятного, что бы они себе не думали по этому поводу.
А еще Мустанг думал о том, что все они живы, все еще живы, и продолжают идти вперед. И только ради одного этого уже стоит радоваться.
Еще он думал о том, что осень в этом году будет сырой и ненастной.


***
Прошло еще два месяца, прежде чем он наконец-то решился. Ну, то есть как решился – просто однажды, выходя из привычных до последней заклепки дверей военного министерства, зацепился взглядом за знакомое лицо. Хавок курил, прислонясь к капоту автомобиля, и Мустанга мгновенно накрыло дежа-вю. Сейчас он сядет в машину, и Джин повезет его в штаб-квартиру, серьезный и сосредоточенный, дымящий вечной сигаретой, и все будет как прежде, и Стальной вернется из бесконечного путешествия, чтобы потом вновь продолжить путь, а сам Мустанг будет улыбаться, интриговать и обеими глазами смотреть наверх, наверх, где зловещей фигурой маячит Кинг Брэдли, потенциально бессмертный фюрер Аместрис…
Ледяная дрожь пробежала вдоль позвоночника. Нет уж, пусть прошлое остается мертвым. Не стоит оно того, даже ради утерянного там смысла жизни. Даже ради всех убитых и пропавших без вести – не стоит оно того. Даже ради… тсс, инспектор, тайны должны оставаться тайнами.
Что золоту солнца до злата земного…
Меж светом и тьмою, меж тьмою и светом…
Мустанг отвернулся и зашагал привычным путем – вдоль набережной. Он все чаще ходил домой пешком, не так уж и далеко, в конце концов, а регулярный моцион еще никого не свел в могилу.
Когда Хавок окликнул его, он еще пару секунд раздумывал, оборачиваться ли.
- Инспектор, куда же вы! Я вас не для того ждал, чтобы вы мимо прошли!
- Привет, Джин, - сказал Мустанг. – Давно не виделись.
- Именно. Так что садитесь, и поехали, а то вон, дождь скоро начнется.
Мустанг поднял бровь. Столь решительный Хавок был, пожалуй, забавен.
- Друг мой Джин, уж не похищение ли это?
- Оно самое, - брякнул Хавок, и они оба рассмеялись. Ладно, подумал Мустанг, от одного раза не убудет. Не отпихиваться же, в самом деле.
- Вот и славно, вот и замечательно, - бормотал Хавок, бренча ключами зажигания. Мустанг уже устроился на заднем сиденье. Автомобиль был ему незнаком – наверное, скопили денег да и купили, вещь в хозяйстве полезная.
Мотор мягко заурчал, Хавок обернулся к Мустангу, сдвинув сигарету в угол рта, и инспектора вновь накрыло волной воспоминаний. Мустанг с трудом сдержал порыв как следует потрясти головой.
- Мы вас ждали-ждали, не дождались и решили перейти к радикальным мерам, - жизнерадостно сообщил ему Хавок. – Так что вы идете к нам в гости. Най обещала пирог с брусникой сделать, по северному рецепту, вам понравится.
Най.
Неожиданно неприятно оказалось слышать это имя из чужих уст. Мустанг никогда не слышал, чтобы Найру называли так. Только он сам. И вот теперь – Джин.
Очень хороший, да?
- Не хмурьтесь, инспектор, вам не идет, - теперь Хавок смотрел вперед, на освещенную фонарями набережную, брусчатка мостовой плавно стелилась под колеса, но Мустанг все равно видел его глаза в зеркале заднего вида. Ему впервые пришло в голову, что у Найры и у Хавока цвет глаз одинаковый. Льдисто-голубой, как небо в январе.
Он откинулся назад и закрыл глаза, велев себе ни о чем не думать. Предполагается, что по гостям ходят ради удовольствия – вот он и попытается его получить. Что там Хавок говорил о пироге?..

Это было, как вернуться в давным-давно забытую сказку, где пахнет ванилью, уютом и подогретым вином. Найра встретила их на пороге, выйдя на шум автомобиля, и буквально засияла, увидев гостя. Мустанг с удивлением ощутил, как в груди у него потеплело.
- К сожалению, я без цветов, - сказал он. – Джин не дал мне времени как следует подготовиться.
- Эффект неожиданности, на то и рассчитывали, - усмехнулся Хавок, и Найра широко улыбнулась.
- Не стойте на пороге, дождь начинается.
Первые капли и вправду уже падали, Мустанг ощутил влагу на щеке – и тут же его обняло тепло обжитого дома. Осенний дождь остался за порогом, и это не могло не радовать.
А потом Мустангу пришлось вспомнить, как это – смущаться. Его почти насильно усадили в кресло у камина и принялись бегать вокруг, накрывая на стол, поднося теплое вино со специями и интересуясь, не хочет ли он еще чего-нибудь. Мустанг с искреннем удивлением наблюдал за Хавоком: дома тот проявлял еще больше активности, чем когда-либо на службе. Они с Найрой таскали из кухни то одно, то другое, временами сталкиваясь плечами и отпуская незлобивые замечания. Они и вправду были хорошей парой.
Найра то и дело убирала с глаз отросшую челку. Кажется, она вновь собиралась отпустить волосы.
Джин не пытался обнять ее при малейшей возможности, как почему-то ожидал Мустанг. Опять защемило сердце: он невольно сравнивал этот дом – и тот, где сейчас подрастала Элисия, а раньше раздавался смех его лучшего друга.
Не думать, не думать, раствориться в тепле и сегодняшних голосах. Жить одним днем, одной минутой – потому что что еще остается?
Пирог в самом деле был вкуснейший. Правда, больше одного куска Мустанг съесть не смог – до этого было и жаркое, и салаты, и великое множество разных закусок. После свадьбы у Найры совершенно определенно открылся кулинарный талант. Мустанг рассмотрел версию о том, что во время готовки она пользуется алхимией, и отбросил ее, как несостоятельную.
Он растянулся в кресле, чувствуя легкое головокружение от вина, приятную сытость и тепло. И внезапно понял, что действительно смог расслабиться. По стеклам барабанил дождь, Найра поставила пластинку с ненавязчивой музыкой, Хавок задумчиво дымил сигаретой.
Дом.
Какое простое слово.
Найра собрала посуду и ушла на кухню, откуда вскоре донесся звук льющейся воды. Мустанг лениво рассматривал горные пейзажи на стенах, а потом заметил, что Хавок, улыбаясь, смотрит на него.
- Ты так и не бросил курить, Джин?
Хавок пожал плечами.
- Най сказала, ей все равно, и не нужно идти на такие жертвы. Ну, я и не стал бросать. Конечно, если б ей не нравилось…
Мустанг покивал. Примерно так он и думал.
И почти против воли (о, что-то слишком часто стали повторяться такие моменты мнимого бессилия) он спросил:
- Ты очень любишь ее, да?
Хавок моргнул, а затем его глаза расширились.
- Инспе… вот как, значит. Я не знал. Я… да, да, конечно люблю. Я правда не знал, что…
- О чем это ты? – холодно спросил его Мустанг. Но кого он обманывает, право же? Джин все понял правильно. Выдал себя, так имей смелость пожинать плоды.
Мустанг отвернулся и пробормотал что-то, что Хавок понял как "быльем поросло".
Повисла неуютная тишина. Наконец Мустанг мрачно взглянул на Хавока… и был удивлен странным выражением на его лице.
Джин тщательно затушил сигарету в пепельнице, смотря только на нее. Вздохнул, сглотнул, передернул плечами. И сказал:
- Наверное, я догадывался. В любом случае, это уже неважно.
Мустанг кивнул, прикрывая глаза рукой и потирая лоб. Не то чтобы он ждал, что Джин вызовет его на дуэль…
- Я и сам-то не был с ней откровенен, - смущенно пробормотал Джин. – Не сказал про свою страшную тайну.
- Вот как.
Честно говоря, прямо сейчас Мустангу было все равно. Он жалел о том, что согласился-таки придти сюда. Но следующая фраза застала его врасплох:
- Эта тайна – про тебя.
- Вот как?
Мустанг изумленно посмотрел на бывшего подчиненного. Джину было заметно не по себе, он вертел в руках зажигалку, потом отложил ее на стол и сцепил руки в замок.
С кухни донеслось звяканье тарелок.
- Твое обаяние никого не оставляет равнодушным, - сказал наконец Джин. Было видно, что он прилагает усилия, чтобы смотреть Мустангу в лицо. – Ну вот и я… тоже… не остался равнодушным. Еще давно. Вот.
Мустанг потряс головой, потер глаза, но так и не проснулся. Услышанное не укладывалось у него в сознании. Вряд ли он понял что-то не так, потому что не страдал ни расстройством слуха, ни слабоумием. Но все равно, не может же Джин в самом деле иметь в виду..?
Джин вздохнул, выбрался из своего кресла и встал перед Мустангом, глядя на него сверху вниз. Мустанг смотрел на него молча, не зная, что сказать, и нужно ли вообще что-нибудь говорить. Давненько он не чувствовал себя настолько растерянным.
- Рой, - сказал Хавок, и Мустанг вздрогнул. – Сейчас я кое-что сделаю, а дальше хоть трава не расти.
И он поймал Роя за подбородок, нагнулся и поцеловал его долгим, глубоким поцелуем.
Когда Джин отпустил его и отступил на шаг, Мустанг тяжело дышал, как вытащенный из воды. Он неуверенно провел пальцами по губам, обвел взглядом комнату.
В проеме двери, прислонившись к косяку, стояла Найра. Она улыбалась.
- Най?.. – растерянно выдохнул Джин.
Мустанг не был уверен, что он скажет, если откроет рот, поэтому он плотно сжал губы и поднял себя из кресла. Уйти, уйти прочь, гнал его внутренний голос. Уйти подальше, в темный дождь, добраться до бара, напиться в хлам и не думать, не думать, не думать о произошедшем.
Картина мира трещала по швам, угрожающе раскачивалась на единственном гвозде.
Отдаленным закоулком сознания Мустанг понимал, что попросту запаниковал, но сделать ничего не мог. Он пошел к двери, собственное тело ощущалось, как чужое, движения были резкие, неловкие.
За него все сделали Найра и Джин.
- Я знала, знала, - выдохнула Найра и кинулась к нему. Прижалась к груди, обвила руками за пояс. Мустанг машинально попытался освободиться, поле зрения стремительно заволакивала серая дымка, но тут сзади его обнял Джин, на ощупь переплел пальцы со своими.
Пойман.
Испуганный зверь, проснувшийся внутри, истошно орал. Как угодно, но выбраться отсюда. Джин был сильнее, удерживал руки, не давал двинуться.
- Нет уж, - глухо сказала Найра, уткнувшись лбом в его плечо. – Не отпустим. Сперва хоть поговорим.
- Не отпустим, - отозвался Джин. Его дыхание обожгло затылок, волосы там стали дыбом, и Мустанг содрогнулся, горячая волна возбуждения нахлынула нежданно-негаданно.
Кажется, именно оно и помогло ему справиться с паникой. Зрение потихоньку начало проясняться, дыхание стало глубже, только сердце по-прежнему билось в ускоренном темпе.
Найра прижималась губами к его плечу, влажное тепло достигало тела даже сквозь одежду. Джин сзади терся щекой о волосы, еле-еле, но этого как раз хватало. В остальном же они просто держали его, заставляли успокоиться.
- Хватит, - сказал Мустанг, безуспешно пытаясь придать голосу значительность. – Все, хватит. Не надо.
И они отпустили его и отошли на шаг. Мустанг прижал пальцы к вискам, пытаясь сосредоточиться и окончательно придти в себя.
- Най, - неуверенно начал Джин. Найра перебила его:
- Ничего не говори. Все в порядке.
- В поря…
- Молчи, молчи, все хорошо, я тоже.
- Най?..
- Тайны драхмийского двора, - попытался усмехнуться Мустанг. Голос его еще не совсем слушался. Рой почти упал в кресло, подхватил со стола бокал с вином и осушил его одним глотком. Немного полегчало.
- Вечер сюрпризов, да и только. – Разрядившееся напряжение требовало выхода, хотелось язвить и издеваться. – Кто бы мог подумать…
- Прошу прощения, сэр, - стушевался Джин. Найра обняла его за талию, но они оба смотрели на Мустанга. Тому было не по себе от такого внимания, еще чуть-чуть – и он точно скажет что-то непоправимое, какую-нибудь невероятную гадость, которая испортит все раз и навсегда.
- Ты мне должен сигарету, Джин, - сказал Мустанг и, не дожидаясь ответа, вытянул одну из лежащей на столе пачки. Взял зажигалку, поднялся. – Я схожу проветрюсь.
Он в самом деле хотел только выйти на крыльцо, создать некое расстояние между собой и этой парочкой. Мустанг отчаянно нуждался в тайм-ауте, хотя бы небольшом.
Сколько лет он не курил… сигаретный дым казался ужасно противным, Рой буквально давился им, но продолжал курить – голову это в самом деле прочищало. Он глубоко дышал холодным воздухом, напоенным запахами дождя и мокрых деревьев. Стук капель по крыше успокаивал. За пределами желтых квадратов от освещенных окон царила осенняя темнота, хоть глаз выколи. Вечер стремительно переходил в ночь. Если ехать домой, так только сейчас, еще немного, и будет поздно.
Вопрос в том, хочет ли он ехать домой.
Мустанг попытался беспристрастно рассмотреть этот вопрос. Получалось, что нет. Получалось, он хочет остаться в этом доме, где тепло и пахнет ванилью с кухни, и ждут его Найра и Джин, и любят – тоже оба, как выяснилось только что. И наверняка растеряны почти так же, как он, и прямо сейчас выясняют друг у друга, что же случилось.
Так что случилось-то?
Все было слишком неожиданно, признался себе Мустанг, выкидывая окурок в мокрую осеннюю ночь. Джин застал его врасплох. Вот уж кого-кого, а Джина в подобном он ни разу не подозревал… зря, как выяснилось.
Было ли это плохо? Осторожно обдумав вопрос, Рой решил, что, наверное, нет. В выражении чувств Джин был более решительным, чем Найра, но и он не станет делать что-нибудь против желания Мустанга. Не станет, ограничившись этим поцелуем. Другое дело, если Рой сам пойдет навстречу…
Целовался Хавок замечательно.
А от Найры пахло ванилью и белыми цветами.
Обязательно ли упускать эту возможность?
Со вздохом Мустанг признался себе, что просто слишком долго был один. Но черт возьми, откуда же эта нерешительность, откуда вообще взялся этот приступ паники? Он всегда был тем, кто делает первый шаг. Неужели стареет?..
Дверь дома тихо открылась, выпуская на крыльцо теплый свет и Найру, переминавшуюся на пороге.
- Рой, - жалобно позвала она, - теперь ты уйдешь?
Мустанг пожал плечами. Он и в самом деле еще не решил. Найра замолчала и обхватила себя руками, словно спасаясь от холода.
Нет, это не просто растерянность того, кто столкнулся с неожиданной инициативой, продолжил думать Мустанг. Страх тут совсем с другой стороны.
Страх потерять.
Страх подвести доверие.
Рой всегда знал, что на своих сторонников он может всецело положиться. Но могут ли они положиться на него – этот вопрос терзал его постоянно.
Главный приказ – не умирать.
Оставаться в живых.
Двигаться дальше.
Жить, жить, жить.
О, Маэс…
Рой бы отдал свою жизнь, если бы это только могло спасти его.
Вечная, незаживающая рана, время только слегка приглушило боль.
Маэс, навсегда теперь еще-не-тридцатилетний. Навсегда улыбающийся на фотографии рядом с Роем, молодым и мрачным под тяжестью взятой на себя ноши.
Терять так больно – даже месть уже свершилась, но боль с годами не исчезает.
Я не хочу терять еще раз, сказал себе Мустанг. Поэтому я не останусь тут…
И внезапной вспышкой пришел вопрос: неужели я боюсь любить?..

Мустанг не знал, сколько он простоял так, незряче глядя в ночь и изнывая от боли в груди. Найра ушла в дом, он не заметил – когда. Он думал, и думал, и думал, и выводы, к которым он пришел, ему не очень нравились.
Что лучше – терять или никогда и не иметь? Бояться боли или не думать о ней, пока не придется? Это слабость, слабость, нежелание брать ответственность, но на его плечах и так лежал неподъемный груз. Лежал. До недавнего времени. Жить по инерции?
Господи, что они все нашли во мне, воскликнул Рой в приступе отчаяния. Маэс, Эд, я верю вам, хоть вы скажите, что во мне такого?
Ты упрямый, наивный идеалист, рассмеялся Маэс, ты хранишь веру, несмотря ни на что.
Тупица полковник, усмехнулся Эдвард, на самом деле у тебя доброе сердце. И, отдаляясь, прошелестел: не бери на себя все беды мира. Их слишком много для тебя, уж я-то знаю…

Когда Рой вернулся к Найре и Джину, его щеки были мокры от слез, и он даже не пытался вытереть их. Встав на пороге комнаты, он посмотрел на них, и зрелище было умиротворяющим. Найра и Джин тихо разговаривали, сидя на диване, и между ними как раз оставалось свободное место для одного человека.
- Вы просто невозможны, - сказал Мустанг, и они обернулись к нему. – Заставили капитулировать старого вояку. Я вам это еще припомню.
- Рой… - неверяще вздохнула Найра, а Джин просто широко улыбнулся.
- Ты останешься на ночь?
- Да, - сказал Мустанг, - останусь.
Это был ответ не только на этот вопрос.

В тот, первый, раз они просто гладили его, сидящего между ними. Он обнимал их обоих, запускал пальцы в светлые волосы – белые у Найры и русые у Джина, - но ничего больше. Все делали они.
Мустанг сам не заметил, как остался без рубашки: он целовался с Джином взахлеб, прерываясь только чтобы глотнуть воздуха. Джин глухо стонал ему в рот, цеплялся за его плечи, как утопающий, но его рука не спускалась ниже живота Роя. Наверное, мелькнула неясная мысль, Джин сам побаивался того, что могло бы произойти. Мустанга это устраивало целиком и полностью.
Найра, напротив, явно ничего не боялась. Рой чувствовал ее губы на своей груди, она отталкивала пальцы Джина, чтобы исследовать каждый дюйм его кожи. Когда она облизала его сосок, Рой вздрогнул и застонал, и Джин оторвался от его рта, чтобы запрокинуть ему голову и поцеловать в шею. Странное это было чувство – будто он проводник между ними. Найра разжигала огонь, Джин принимал его и посылал обратно, а Рой был посередине, и пламя охватывало его с обеих сторон. Никогда раньше он не испытывал подобного; развлекаться втроем ему доводилось, но тогда внимание было сфокусировано не на нем, а на женщине. В этот же раз именно он был в центре, и о его удовольствии думали эти двое.
Найра передвинулась ниже, длинными движениями вылизывая ему живот, почти как собака щенку. Дорожка слюны высыхала быстро, принося холод, который по сравнению с горячим влажным языком Найры казался особенно нежелательным. Джин добрался до уха Роя и теперь шептал всякую непристойную чепуху, временами чувствительно прикусывая мочку. Жар между ногами становился нестерпимым.
Когда Джин сжал кулак в его волосах и потянул от себя, заставляя отвернуться, приникая губами к напряженным мышцам – от плеча до челюсти, - Мустанг выгнулся навстречу губам Найры, без слов прося о большем. Она соскользнула с дивана, вжалась между его коленями, поцеловала в солнечное сплетение, и Рой подался к ней, навстречу ее теплым рукам, разводя ноги еще шире и упираясь затылком в ладонь Хавока.
- Ну-ка, - выдохнул Джин. – Най, погоди… - и он потянул Роя к себе за плечи, помог привстать, сдвинулся сам – и Рой обнаружил себя у него на коленях, не столько сидящим, сколько полулежа, а Найра сидит на полу между ногами их обоих. Он дернулся было, но Джин поцеловал его между плечом и шеей, прижал спиной к своей груди, сомкнул руки на поясе, и все, на что хватило Мустанга – это устроиться поудобнее. Найра завершила объятие, дотянувшись до спины Джина. Рой между ними таял, как свечной воск.
Контроль ушел удивительно легко, потом Мустанг сам себе дивился. Он в самом деле доверял этим двоим, да еще и сказалось напряжение этого вечера. Впрочем, в те минуты он об этом совершенно не думал, позволив себе всецело отдаться наслаждению. Вначале он еще думал о той неловкости, которую наверняка испытает наутро, но потом забыл и об этом.
Джин не сидел спокойно, а двигался, терся о Роя сзади, уронив голову ему на плечо. Рой чувствовал его напряженный член через все слои одежды на Джине и на себе, и странным образом это ничуть не беспокоило его. Наоборот, мысль о том, что Джин настолько хочет его, возбуждала невероятно. Он выдохнул со стоном и подался назад, прижимаясь теснее, и Джин пробормотал что-то вроде "ты меня с ума сведешь" и принялся целовать Роя в затылок, посылая горячие волны вниз по позвоночнику. Рой качнулся вперед, к Найре.
Она гладила внутреннюю сторону его бедер, закрыв глаза, временами неосознанно сбиваясь на Джина, прижималась щекой в опасной близости от поясного ремня. Рой поймал ее за подбородок и притянул вверх, в поцелуй, раскрывая ее губы своими. Найра с готовностью ответила, сладкий вкус ее рта был совсем непохож на сигаретную горечь Джина, который сейчас облизывал выступающие позвонки на шее Роя, но это было даже лучше.
- Пожалуйста, - то ли прошептал, то ли простонал Рой, и руки Джина сжали его ребра еще крепче, а Найра распахнула глаза – блестящие, невыносимо голубые.
- Можно? – спросила она, и Роя хватило только на то, чтобы кивнуть. Взгляд Найры потемнел, она судорожно вдохнула и опустилась на колени. Дрожащими руками принялась расстегивать пряжку ремня.
Это было как во сне, желание настолько туманило голову, что окружающее казалось нереальным, но в то же время – удивительно правильным. Джин прижимал Роя к себе почти до боли, разводил своими коленями его ноги, не оставляя шанса вырваться или предпринять что-либо самому. Найра неспешно ласкала его, пока еще через ткань, постепенно освобождая от лишней одежды. Рой положил руку ей на затылок и попытался было ускорить процесс, но Джин поймал его ладони, переплел пальцы со своими, не давая ни малейшей возможности вмешаться. Когда Найра наконец прикоснулась к нему губами, Рой понял, что долго он не выдержит.
Кажется, никто на долго и не рассчитывал. Рой никогда не думал, что у Найры настолько нежные губы и горячий язык. Джин это знал точно, поэтому то, как Рой выгибался на нем, не в силах даже стонать, возбуждало его еще больше. Волнами накатывала сладость и тяжесть, туманя голову, так что Рой помнил дальнейшее только отрывками. Джин терся о него, пока не кончил, молча, прижавшись лбом к его плечу и обнимая все так же крепко. Рой продержался еще совсем недолго, чуть не сорвав голос в крике – во всяком случае, горло потом саднило. Найра быстро довела его до предела, даже несмотря на то, что то и дело отрывалась и облизывала губы. Она облизала его до последней капли, Рой все еще вздрагивал в оргазменной судороге, почти не чувствуя своего тела. Найра обняла его за талию, пряча глаза под челкой, но у Роя не было сил даже сказать спасибо.
Он сказал это позже, когда они, все втроем, перебрались на кровать (по дороге Рой опирался на плечо Джина, ноги чуть не отказались его держать) и слушали шум дождя за окном.
- Рой, - сказал Джин, и Мустанг решил, что он улыбается в темноте, - тут не о чем говорить. Главное, чтобы ты сам не сбежал на утро.
- Ты думаешь, я на такое способен?
- Я ж тебя знаю. Вечно думаешь о других, не о себе.
- Ну ладно. А если все-таки сбегу? Силой удержишь?
- Никуда ты не сбежишь, - шепнул Джин с непоколебимой уверенностью, поворачиваясь к Рою и жадно целуя его. Найра прижималась со спины, дышала между лопаток, белое тепло в холодной ночи. Рой мельком подумал о том, как они с Джином проводили все эти ночи, каждый друг с другом и со своей тайной, удивительным образом одинаковые и в этом.
- Мы тебя не пустим, - сонно пробормотала Найра, и на этот раз Рой притворился, что не слышит ее. Пока их желания совпадают с его – пусть будет так.
Пусть будет.
Пока они все живы – надо жить.
Они погружались в сон, а мертвый осенний дождь стучал по крыше, не в силах проникнуть в их тепло. В эту ночь, подумал Рой перед тем, как заснуть, наши сновидения, наверное, должны переплестись и запутаться…
Снов, впрочем, он не запомнил.


***
- Мне кажется, будто время остановилось, - говорит Найра. Она лежит между своими мужчинами и смотрит в потолок, и странно улыбается. За окном яркий, радостный, жестокий зимний свет и сверкающие сугробы. Зима в Аместрис выдалась суровая.
- Мне кажется, - говорит она, - будто мы застряли во времени. Или во сне. Тяжелый такой сон, непробудный, все никак не кончится.
- Он тебе не нравится? – спрашивает Джин. Найра пожимает плечами, рассеянно запускает пальцы в волосы Роя, черные с уже заметной сединой, его голова лежит у нее на плече.
- Почему же. Это приятный сон. Сон о счастье.
- Тогда мне не хочется просыпаться, - смеется Джин, тушит сигарету в пепельнице и обнимает их обоих. Кожа у Найры и у Роя почти одинаково светлая, и следы от поцелуев на ней остаются почти одинаковые.
- Это-то меня и тревожит, - вздыхает Найра. – Ну, не то что тревожит… в последнее время я просто об этом думаю.
- Время остановилось, говоришь? – внезапно говорит Рой, не поднимая головы. – Оно не остановилось, оно кончилось. Нет у нас больше времени.
Джин гладит его по плечу, потом в его руку ложится маленькая грудь Найры. Рой кладет ладонь на бедро Джина, поглаживает, разминает.
- Нет у нас больше времени, - глухо повторяет он, и слышит, как в груди Найры быстро стучит сердце.
- А что тогда есть? – спрашивает она. Слишком напряженно: Рой думает, что она, как и он, вкладывает в вопрос больше, чем казалось бы. Он дотягивается до члена Джина, сжимает, гладит, и Джин охает, прячет лицо в волосах Найры. Она не шевелится, только продолжает перебирать волосы Роя. И тогда он отвечает:
- Вечность.


***
Весна рассыпалась по столице капелью, разлетелась мелкими водяными брызгами, заполнила город солнцем и белыми цветами. Моря белых цветов: нарциссы, тюльпаны, первоцветы, ирисы, полевые цветы, принесенные из-за города, их название Рой никак не мог запомнить… океаны белизны. По вечерам небо выцветало добела, только розовые полосы заката оставались. Недотаявшие сугробы пахли водой; желто-белые, пористые, ломкие льдины спешили вниз по реке, натыкаясь на опоры мостов и разбиваясь на куски. С каждым днем их становилось все меньше, все больше чистой воды, все дольше оставалось на небе солнце. В его ярком, яростном свете, казалось, можно было захлебнуться.
Столица тонула в весне.
По четвергам Найра забегала к нему после работы, проходилась по комнатам свежим ветром, вытирала пыль, расставляла по полкам книги, дразнила его за вновь невымытую посуду. Дом оживал: хлопал ставнями, скрипел половицами, шуршал страницами книг. Найра убегала, оставляя за собой запах первой зелени и все той же воды. Рой подходил к окну и смотрел ей вслед, как она идет через парк, перепрыгивая лужи и отводя черные ветки с набухающими почками. Он ни разу не просил ее остаться.
По пятницам он поднимался на порог дома Джина и звонил, чувствуя, как в груди вздымается нетерпение. Дверь открывала Найра, вместе с ней выплывал запах теплого хлеба и ванили, и она улыбалась ему, каждый раз словно в первый.
Рой приносил ей белые цветы, моря белых цветов. Найра зарывалась в них лицом, и ее белые пряди падали на белые лепестки.
Каждый раз – как в первый.
Их время давно уже кончилось.
Они поняли это только сейчас, думал иногда Рой, потому что раньше было некогда. Раньше время разливалось вокруг широкой рекой, пугало водоворотами, не давало коснуться дна, захлестывало течением. Теперь – весна, и город тонет в ней, а они лежат и смотрят на далекую небесную синеву, и время течет где-то там же, высоко вверху, больше не касаясь их.
Найра соединяет пальцы, и неожиданный порыв ветра треплет ее волосы, бьет в лицо, заставляя закрывать глаза и смеяться. Ветер тушит сигарету Джина, словно перышко, касается щеки Роя, летит дальше, дальше, унося слова. Найра шевелит губами, но ни Рой, ни Джин не слышат ее. Потом она открывает глаза, опускает руки, и ветер стихает. Я люблю вас, говорит она, и на этот раз ее хорошо слышно. Я люблю вас обоих.
Джин лежит на спине, раскинув руки, и над ним выгибается небесный свод с кудрявыми облаками. Нагретый за день камень набережной неохотно отдает тепло. В небесной выси медленно, медленно проплывает пестрый воздушный шар; его обгоняет птичий клин, и резкие крики птиц едва слышны здесь, внизу. Мне кажется, говорит Джин, что мне больше ничего не нужно, кроме разве что сигаретки, и сидящий рядом Рой прикуривает ему одну и передает Найре, а она – Джину, и Джин затягивается, выпускает клуб дыма и говорит: я люблю вас. Обоих.
По старой, полузабытой привычке Рой играет со своими часами, открывает и закрывает крышку. Щелчок еле слышен, на стекле циферблата – тонкая трещина, серебряный герб на крышке покрыт сетью царапин. Часы Найры – новее и ухоженнее, часы Джина – вовсе без герба, он же не алхимик. Рой сверяет свои с ходиками на стене: секунда в секунду. Хочется разжать руку и проследить, как они, переворачиваясь, будут падать на пол. Может быть, когда стекло брызнет в стороны, когда механизм щелкнет в последний раз и остановится, тогда он окончательно поймет, что времени нет.
Прошлое видится как в тусклом зеркале, давно и не с ним. Будущее не видится вовсе.
Рой хочет что-то сказать, но слова не идут на язык.
Вот уже восемь лет он видит во сне внимательный золотой взгляд и закат на полнеба. В тот вечер был потрясающий закат, последний, который он видел обоими глазами.